Я БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО У МЕНЯ ПРЕКРАСНО РАЗВИТО ЧУТЬЕ. ОНО ЯСНО ПОДСКАЗЫВАЛО, ЧЕМ МНЕ НАДО ЗАНИМАТЬСЯ
Чует мое сердце! — это любимая фраза моей мамы. Да, она считает, что у нее поразительно развито шестое чувство, то есть интуиция. А еще моя родительница уверена, что интуиция — это привилегия исключительно женщин. Но я-то знаю, как она ошибается. — Чует мое сердце, что из тебя ничего путного не выйдет, — горько заявила мама мне, когда я не поступил ни в один из трех вузов, в которые три года подряд подавал заявления — филологический, политехнический и театральный.
— Мам, пойми, — втолковывал я ей. — Эти годы не прошли для меня даром. Я искал себя, свое призвание.
— Ну и что же, нашел? — скептически спрашивала мама.
— Моя интуиция подсказала, что я человек творческий, и мое истинное призвание — это литература, — веско втолковывал я, — писательский труд.
— Вадик, тебе уже четвертый десяток, а что ты успел написать?
— Мама, еще кто-то из древних греков говорил: «Торопись медленно». Талант должен вызреть, — огрызался я.
Я несколько кривил душой. То, о чем говорила мама, было самым больным моим местом. К своим достаточно зрелым годам не удалось создать ничего эпохального. Пытался писать роман — не получилось. А стихи выходили только белые. Рифмы были мне неподвластны. Успокаивал себя тем, что многие великие долгие годы писали в стол и жили в бедности. Я зарабатывал тем, что сочинял остроумные рекламные слоганы на разные темы. «Место раздумий изменить нельзя!» — про унитазы. «Такая разная половая жизнь» — о ковровых покрытиях. «Такая мягкая, что ей можно доверить самое дорогое» — о туалетной бумаге. Заказчикам моя работа нравилась, они находили ее креативной. «Творчество без интуиции — это либо бессмысленный труд, либо настоящий талант», — пришло мне на ум. Эта мысль еще раз убедила в необходимости писать, ибо интуицией Бог меня не обделил. И она мне подсказывала, что надо идти дальше. Я придумал выход. «Буду писать танки и хокку. Это древнейшее японское направление в литературе — маленькие, в две-четыре строки, лирические стихотворения о любви и природе. Причем без рифмы. Их писали императоры, принцы, монахи. Я лег на диван с блокнотом, в глубоком раздумьи закусил кончик карандаша и устремил глубокомысленный взгляд в потолок. Хотелось написать быстро и качественно. Некоторое время я рассеянно наблюдал за манипуляциями мухи, летающей под потолком. А потом мысли мои приобрели, наконец, определенный характер. Я представил, как сочиню подборку легких, изящных хокку. Ну, что-то такое, как у классика Мацуо Басе: «О, проснись, проснись! Стань товарищем моим, спящий мотылек», только с современным актуальным подтекстом. И отнесу в какую-нибудь редакцию. Предвкушая будущие лавры, еще подумал несколько минут и в возбуждении написал в блокноте: «Птички сдохли, рыбки сдохли — экология плохая». Дальше дело пошло споро. И через три дня я уже стоял в кабинете редактора одного из издательств. Тот внимательно прочитал мою подборку, а потом поинтересовался: «А почему вы выбрали такой сложный жанр поэзии?»
Мама не верила в мор талант, и это было обидно. Хотелось доказать ей, что шестое чувство не обманывает меня…
— Мне интуиция подсказала, — бойко ответил я. — Она у меня отменная!
— Молодой человек, — усмехнулся в усы редактор, — ваша интуиция, возможно, дама ответственная, но сейчас, увы, спит. Или устроила себе каникулы.
ВАДИМ, 31 год
